Злодей Антон Ремнёв

                        

 

Злодей Антон Ремнёв где-то выучился строить шалаши.

Дело это он любил, уважал и уделял ему всё свободное время. Шалаши он строил преимущественно на кухне и, как правило, ночью, что естественно осложняло жизнь домочадцев.

– Антон, нам надо с тобой серьёзно поговорить, - каждый раз решительно начинал папа, когда шум не давал уснуть.

- Пап, ну последний разок, - сын знал, как правильно скорчить жалобную рожицу и посмотреть прямо в глаза.

Действовало безотказно. Родительское сердце не выдерживало, и папа, уняв праведный гнев, начинал бубнить что-то невнятное и примиряющее.

- Опять тебя в садик с утра не поднимешь… глаза будут красными, - подыскивал нужные слова Ремнёв-старший.

- Ну, пап, ну еще чуточку, завтра же суббота, - крыл козырем Ремнёв-младший.

- «Ну» да «ну», только и слышу от тебя… баранки «гну», - неожиданно шутил папа и довольный удачной шуткой успокаивался.

– Хорошо, но только не долго.

С чувством выполненного долга родитель удалялся восвояси.

 

Повысить голос и потребовать от сына немедленно отправиться в постель Арнольд Карлович не мог. Он очень любил Антона и баловал его по японской системе, хотя в глубине души с нетерпением ждал момента, когда чаду, наконец-то, исполнится шесть.

Это был поздний ребенок, и отец с матерью делали всё, чтобы ему было сытно и радостно и, как говорится, души в нём не чаяли.        

Антон в свою очередь тоже очень любил родителей, и по-своему даже понимал их, но возраст, как говорится, брал своё.

 

Как только хлопала дверь в родительской спальне, по всему дому начинал распространяться звук передвигаемых кресел. Те словно упирались и противились быть частью шалаша и в отместку оставляли досадные царапины на паркете. Паркет был новым, он гордился запахом еще свежего лака и открыто возмущался, когда с ним так бесцеремонно обращались.   Он напрягался, скулил и придавал дополнительные обертоны к общему скрежету. Вслед за креслами ставились в нужное место сначала кухонный стол, а затем и стулья. Антон относился к своей работе с большой ответственностью, поэтому храп в доме быстро прекращался, после чего соседи начинали привычно стучать по батарее.

 

Антон рос не по годам крепким и умным мальчиком. Мало кто во дворе решался не соглашаться с ним. Даже ребята, ходившие в школу, предпочитали обходить его стороной. Особой нелюбовью пользовался он у бабушек. Бабушек Антон не жаловал, и поэтому родителям часто приходилось слышать вслед:

«Злодеем он у вас растёт, тюрьма по нему плачет, изолировать таких надо».

Папа иногда в шутку называл Антона злодеем. Антон не обижался.

 

Ему не нравилось ни на улице, ни в садике, ни у бабушек. Там было скучно, неинтересно и обыкновенно. Другое дело шалаш.

В шалаше Антон чувствовал себя защищено и пребывал в волнительном ожидании.

Ему казалось, что он разведчик и находится на важном задании. Нужно было какое-то время отсидеться в засаде, чтобы потом незаметно вылезти и выполнить поставленную командованием задачу. В засаде о многом приходилось думать: Почему в жизни так всё неправильно? Куда девается день? Где живет радуга? Когда снова будет лето? Что такое молочница?

И Антон думал, думал и думал…

До выполнения поставленной задачи дело не доходило, и Антон бессовестно засыпал.

Ему снилось, как он в одиночку сражается с врагами, скачет на лошади, идет пешком, колдует, использует специальные приемы и, в конечном счете, всех их побеждает.

 

На утро родители в который раз разгребали ковры, стулья, одеяла, вынимали спящего Антона и укладывали в кровать.

Они с пониманием ждали понедельника.